Читать книгу "Корвус Коракс  - Лев Гурский"

По просьбе Фишера нас высадили в квартале от киоска Кругликова. После того как мы простились со строителями и «газель» поехала дальше, я первым делом спросил у старика:

– Почему они звали вас мастером?

– А, ерунда, – небрежно отмахнулся Вилли Максович. – Работы на полчаса и риск почти нулевой, но они теперь почему-то думают, что я их спас… Это пустяки, забудь. Есть вещи поинтереснее – скажем, народные версии вчерашних событий. Тебе какая больше нравится?

– Никакая, – пробурчал я.

– А мне про то, что налетчики сражались и утонули, – признался Фишер. – Романтично. Прямо легенда о крейсере «Варяг». Но ты ведь слышал, что сказал Иван Ильич Волобуев? Ничего не было. Точка. Зуб даю, такой будет официальная версия. Раз никого не поймали и отчитаться нечем, поднимать шум не станут. Перевезут покойника из домашней морозилки в холодильник морга – и ни гугу. Зачем баламутить народ слухами об убийстве кремлевского чиновника? Зачем напоминать лишний раз о том, что государственные чиновники тоже смертны? Тем более на фоне предстоящего визита в Россию нашего нового друга – польского президента Дудони…

– Значит, полицейские не будут нас искать? – обрадовался я.

– Отчего же? Будут, – разбил мои надежды Фишер. – Одно другому не мешает. Просто мы у них еще не подозреваемые в чем-нибудь, а свидетели чего-нибудь. Ориентировки на нас, думаю, уже готовы, но портретов наших на стендах «Их разыскивают» пока не ожидается… Не куксись, деточка, это еще хороший вариант. Иначе нам с тобой пришлось бы менять внешность. Мне это сделать – пара пустяков. Распущу свою седую гриву, надену очки – и готово, геометрия головы изменится. А вот тебя бы, наверное, пришлось брить наголо… Ну, теперь полегчало? Идем!

Мы спрятали рюкзак с Корвусом в киоске Кругликова и отправились в офис «Би-Лайма» на Воздвиженке. Не доходя квартала до черно-желтого здания, Вилли Максович велел мне ждать и в одиночку отправился, как он сказал, делать рекогносцировку. Вскоре вернулся со словами:

– Снаружи никаких признаков засады. Но дебилы непредсказуемы, и нас, возможно, ожидают внутри. Поэтому первым вхожу я, а ты держись у меня за спиной и готовься дать деру в случае чего. В помещении ты мне только помешаешь, я справлюсь один. Если вдруг у этого Грибова свербит в одном месте и он хочет нарваться на неприятности, он их получит…

Однако «этот Грибов» нарываться не стал: должно быть, он хорошо запомнил птичью клетку у себя на голове и ствол «ТТ» у самого носа. Поэтому в офисе не было никого, кроме детинушки Артема. При виде нас с Фишером он суетливо вскочил, взмахнул руками и воскликнул: «Сейчас, сейчас!». Бросившись к сейфу, он достал оттуда опечатанную металлическую капсулу.

Печать была старой и нетронутой – все по правилам. Артем Грибов даже не стал требовать, чтобы я вытащил вложение, а капсулу вернул. Замахал руками: дескать, нет-нет, что вы, не надо, оставьте себе! Грибова сегодня как подменили: любезен, почтителен, услужлив, ни тени наглости – воистину лучший работник месяца, лауреат конкурса «Безопасная связь». Я подумал, что таким его сделал страх перед Вилли Максовичем. Оказалось – нет, не только.

Получив мою подпись-закорючку в журнале выдач, Грибов робко обратился к Фишеру:

– Извините, пожалуйста, за мое недостойное поведение в прошлый раз. Вы еще мягко со мной обошлись – за что отдельное спасибо… Уже когда вы ушли, я узнал вас. Можно автограф?

– Автограф? Зачем тебе мой автограф? – брюзгливо спросил старик. – Что еще за глупости?

– Ну вы же знаменитый советский разведчик, из комиксов. У моего папы коллекция есть, я вашу серию еще с детства обожаю… Распишитесь нам на память, пожалуйста…

Детинушка проворно вытащил из ящика стола затрепанный комикс и вместе с шариковой ручкой протянул Вилли Максовичу. Приглядевшись к обложке, я с ужасом понял, что в руке у Грибова не «Фишер», а другая серия. О нет, только не это! Теперь старик его точно прибьет.

– Вы ведь Велюров, да? Леонид Велюров?

В зале повисла предгрозовая тишина. Фишер превратился в статую. Он молча глядел на протянутый ему комикс, а я, мысленно сжавшись, ждал обреченно, когда вокруг засверкают молнии, а тишина взорвется грозовыми раскатами. Главное, я понятия не имел, как эту катастрофу предотвратить. Пытаться удержать Вилли Максовича – все равно что пытаться обуздать тайфун. Хорошо, что старик не послушался меня и не взял с собою «томпсон». Но и безо всякого автомата, голыми руками, он разнесет здесь все по кирпичику, а напоследок жестом громовержца обвалит на детинушку стены и обрушит потолок…

И вдруг случилось чудо: буря утихла, не начавшись. Грозовые тучи рассеялись сами собой. Громовержец взял ручку и комикс, накорябал на обложке «Вел» с длинным росчерком, а затем, не говоря ни слова, вышел из черно-желтого офиса. Когда же мы оказались на улице, я вдруг увидел, что Фишер вовсе не взбешен и не пылает праведным гневом. Он ухмылялся.

– Вот бы Ленька разозлился, если бы узнал, что меня приняли за него! – сказал старик. – Эх, жаль, нельзя его сейчас воскресить и полюбоваться рожей… Однако хрен с ним, с алкашом, пойдем-ка посмотрим, какую заначку припрятал бывший сталинский наркоминдел…

В сотне метров от «Би-Лайма» удачно отыскался небольшой сквер с детской площадкой. Ежедневный выгул детей, к счастью, еще не начался, лавочки были свободны, и мы выбрали самую лучшую – в тени, подальше от горок и качелей. Вилли Максович, раздавив пальцами печать, открыл капсулу. Внутри лежала литография, завернутая в ветхую газету.

Старая карта Европы выцвела, но различить цвета не составляло труда. Вся Европа состояла из пятен – нескольких мелких и двух больших, примыкавших друг к другу. Светло-коричневое пятно, которое слева, называлось «Германия». На розовом пятне справа виднелась надпись «СССР». Между ними, насколько я помню школьную географию, должна была быть Польша. Но она отсутствовала. Кружочек с надписью «Варшава» виднелся на германской территории. Кружочек «Львов» – уже на нашей.

– Посмотри, Иннокентий, на мелкий шрифт внизу. – Фишер ткнул пальцем. – Тут значится официальная дата выхода этой карты, 30 октября 1939 года. Тогда, вероятно, она и была обнародована. Однако перед нами – сигнальный экземпляр. Видишь чернильный штамп, заполненный от руки? Здесь дата другая – 29 августа 1939 года. Подпись разбираешь? Сталин!

– И что? – тупо спросил я.

– А то, безграмотный ты деточка, что Вторая мировая война началась 1 сентября, а кое-какие новые границы здесь изменены заранее, авансом. Территория части Польши отмечена как наша. Другая ее часть, как видишь, уже приписана к Германии. Догадываешься, почему Молотов припрятал этот сигнальный экземпляр со сталинским росчерком?

Я помотал головой.

– Стыдись, Иннокентий. Вопрос – не на знание истории, а на смекалку. Карта вместе с нашим Кораксом – явное доказательство сговора двух фюреров, как совместно раздербанить Европу. Об этом у нас стараются вообще не говорить. Даже люди с учеными степенями виляют, как угри. Документы, дескать, не сохранились, записей переговоров не осталось… Если бы мы еще добыли оригинал – именно оригинал! – секретного протокола к договору о дружбе, с личными подписями Молотова и Риббентропа, ни одна сволочь уже не могла бы отрицать этого факта. Честно говоря, про карту я даже не знал. Я надеялся, что в хранилище пневмопочты он прячет именно прото… Погоди, куда ты понесся? Что-то потерял? У тебя живот прихватило?